Патриотизм по приказу

Дело было во Врáнье[1]. После смерти попа Крстича, который пал жертвой арнаутской ненависти, наш народ должен был выступить с протестом против турецкого варварства.

Как и каким образом протестовать? Для решения этого вопроса мы провели несколько собраний. После отчаянных диспутов постановили: комитет в более узком составе должен вынести резкую резолюцию, которую мы, детально обсудив на следующем собрании, огласим затем на широком патриотическом собрании в окружном масштабе, предварительно, разумеется, ораторы должны будут поднять дух народа и объяснить ему, в чем дело.

Так обстояли дела. А что же еще можно было предпринять?! К резолюциям мы привыкли. Кто чем занимается, а мы, благодарение господу, выносим резолюции, избираем комитеты с узкими или широкими полномочиями, всевозможные правления, произносим на собраниях речи. Наговоримся, нашумим, да при том и останемся.

Но требовалось дружеское содействие милой и добродушной здешней полиции, чтобы вежливо объяснить крестьянам благородную цель патриотической сходки.

И в самом деле, полиция все прекрасно объяснила народу. Половина округа сошлась на сходку. Как в песне поется: «И пахари плуги забросили, и пастухи стада покинули, по девять стад на одного осталось!»

Председатель открыл собрание.

Поднялся учитель гимназии и стал держать речь об обширном царстве царя Душана[2], о печальной памяти Косове, о цепях рабских, о сербских орлах, о скрежете зубовном и рыданиях бедной райи[3], этих потомков великого Марко. Хорошо говорил, ничего не скажешь. После него поднялся другой учитель гимназии, ударил и он по патриотическим струнам, а закончил так:

— Велики беды, причиняемые нашим братьям дикими арнаутами. Ежедневно арнаутские ружья лишают жизни благородных сербов, но мы будем бдительно следить за этими варварами, и если не помогут громогласные протесты, мы, вооружившись окровавленными ханджарами наших дедов, будем требовать правды для наших братьев…

Куда уж лучше? Мы кричим: «Правильно, так! Вперед!» Но крестьяне невозмутимо глазеют по сторонам с полуоткрытыми ртами.

Поднялся адвокат Урош. Крестьяне его узнали и как будто ожили. Он заговорил о гордом Скопле[4], и только поплыл он на волнах красноречия, — застонали братья, зазвенели рабские цепи, — как вдруг какой-то крестьянин выбрался вперед, протолкавшись сквозь толпу с другого конца. Приставив ладонь козырьком к глазам, чтобы лучше разглядеть оратора, он спросил для верности у одного из крестьян:

— Это будет господин Урош?

— Он, он самый!

— Ага! — воскликнул крестьянин, поднялся на цыпочки, приставил руки рупором ко рту и крикнул во всю глотку:

— Господин Урош! Господин Урош!

— Тсс! Тише, замолчи! — послышалось со всех сторон. Но крестьянин не смутился, а крикнул еще громче:

— Замолви словечко, ради бога, про вырубку леса! Подохнет скотина без кормов.

— Молчи, дурак, нешто об этом речь?

— Так разве не за тем мы собрались, чтобы каждый о своей беде рассказал?

Оратор онемел, мы все оторопели от удивления, а крестьяне зашумели:

— Про вырубку, про вырубку!

Началась неразбериха — шиканье, толкотня, споры, пока, наконец, кого-то не осенило влезть на стол и прочитать резолюцию.

— Правильно! — заорали мы с патриотическим пылом, и собрание закончилось.

Источник: Доманович, Радое, Повести и рассказы, Государственное издательство художественной литературы, Москва 1956. (Пер. О. Голенищевой-Кутузовой)

[1] Город в южной Сербии.

[2] Царь Душан Сильный (XIV в.). При его царствовании Сербия достигла наивысшего могущества.

[3] Райей (стадо) турки презрительно называли подвластные им христианские народи.

[4] Столица сербского царства во время царя Душана.