Tag Archive | Конка

Королевич Марко во второй раз среди сербов (3/5)

(Предыдущая часть)

Дело, естественно, шло дальше установленным порядком. После того, как полиция провела следствие на месте происшествия и детально расследовала преступления Марко, все акты были препровождены для дальнейшего разбирательства.

Суд производил разбирательство дела, вызывал свидетелей, устраивал очные ставки. Государственный обвинитель требовал, разумеется, для Марко смертного притвора; Марков адвокат, в свою очередь, пламенно доказывал, что Марко невиновен, и требовал его освобождения. Марко водят в суд, допрашивают, отводят назад в тюрьму. И он как-то растерялся, не понимая, что это с ним делают. Хуже всего было для него то, что пить приходилось воду, а он к ней не привык[1]. Все бы он, юнак, перенес с легкостью, но чувствовал, что вода весьма вредит ему. Начал он сохнуть и вянуть. Уж не тот он Марко, совсем не тот! В былинку, бедняга, превратился, одежда на нем висит, а сам на ходу качается. Часто восклицал он в отчаянии:

— Ах, боже, да эта вода хуже проклятой азацкой[2] темницы!

Наконец, суд вынес приговор; учитывая заслуги Марко перед сербами и многие облегчающие вину обстоятельства, его осудили на смерть с возмещением нанесенного ущерба и всех судебных издержек.

Дело было передано в апелляционный суд, и он заменил смертную казнь пожизненной каторгой, усмотрев в Марковых преступлениях политический характер; а кассационный суд нашел какие-то неправильности и вернул бумаги уголовному суду, требуя, чтобы еще какие-то свидетели были допрошены и приведены к присяге.

Два года тянулась эта судебная процедура, пока, наконец, и кассационный суд не утвердил нового приговора, которым Марко осуждался на девять лет каторжных работ в кандалах и уплату штрафов и судебных издержек, но уже не как политический преступник, ибо он доказал, что не принадлежит ни к одной из политических партий. Разумеется, при вынесении приговора учитывалось, что осужденный — великий народный герой королевич Марко и что этот процесс — случай единственный в своем роде, к тому же все это было не так просто. Даже самые видные специалисты пребывали в недоумении. Как осудить на смерть того, кто уже умер столько лет назад и снова явился с того света?

Так Марко ни за что ни про что попал в тюрьму. Поскольку судебные издержки и штрафы платить было не из чего, назначили продажу с аукциона Маркова Шарца, одежды и оружия. Оружие и одежду государство сразу же приобрело в кредит для музея, а Шарца за наличный расчет купило трамвайное общество.

Марко обрили, остригли, заковали в тяжелые кандалы, одели в белую одежду[3] и повели в белградскую крепость[4]. Здесь терпел Марко такие муки, каким никогда не чаял подвергнуться. Сначала он кричал, гневался, грозил; но постепенно свыкся и смиренно покорился судьбе. И, разумеется, чтобы приспособить его к чему-нибудь и подготовить к жизни в обществе, полезным членом которого он по исполнении приговора должен был стать, начали мало-помалу приучать его к полезным делам: носить воду, поливать огороды, полоть лук, а позднее стали учить делать ножи, щетки, мочалки и разные другие вещи.

А бедняга Шарац с утра до вечера без отдыха таскает конку. И он ослаб и отощал. Идет — пошатывается, а как остановят его, погружается в дремоту и снятся ему, наверное, счастливые времена, когда пивал он из ведра красное вино, когда в гриву ему вплетали золотые шнурки, подковы на копытах были серебряные, на груди золотая бахрома, а поводья раззолоченные, когда он носил на себе в жестоких боях и поединках своего господина и догонял с ним вил. Теперь он отощал, кожа да кости, ребра пересчитать можно, а на моклаки хоть торбу вешай.

Не было для Марко горшей муки, как увидеть, идя под охраной куда-нибудь на работу, до чего плохо приходится его Шарцу. Это ему было больнее, чем его собственные страдания. Увидит, бывало, Шарца такого несчастного, прослезится и начнет со вздохом:

Конь мой добрый, Шарац мой бесценный!..

Шарац обернется и жалобно заржет, но в это время кондуктор зазвонит, и конка трогается дальше. А конвойный, которому импонировали сила и рост Марко, учтиво напоминает ему, что надо продолжать путь. Так он и не кончает фразу.

Десять лет терпел бедняга Марко муку мученическую за род свой, не оставляя мысли о мести за Косово.

Трамвайное общество выбраковало Шарца, и его купил некий садовник, чтобы он вертел ему долап[5].

Миновало десять лет таких мук. Марко выпустили.

Было у него сбережено немного денег, заработанных продажей разных вещиц, которые он сам мастерил.

Первым делом он отправился в механу и вызвал двух цирюльников[6], чтобы вымыли его и побрили. Потом приказал зажарить ему девятигодовалого барана и подать в надлежащем количестве вино и ракию.

Хотел он сначала немного подкрепить себя такой хорошей едой и питьем и отдохнуть от стольких мук. Просидел он так больше пятнадцати дней, пока не почувствовал, что возвращается к нему прежняя сила, а тогда начал думать, что предпринять.

Думал, думал и, наконец, придумал. Переоделся так, чтобы никто его не узнал, и решил прежде всего разыскать и выручить из беды Шарца, потом, переходя от серба к сербу, разузнать, кто это так его звал и сербы ли те, кто посадил его в тюрьму, и как наилучшим образом отомстить за Косово.

Прослышал Марко, что его Шарац вертит долап у одного садовника, и направился туда. Выкупив коня за гроши — садовник и сам хотел отдать его цыганам, — Марко отвел коня к одному крестьянину и условился, что тот будет кормить Шарца клевером и холить так, чтобы стал он таким, как прежде был. Заплакал Марко, поглядев на бедного Шарца, до того он был жалок. Крестьянин, человек мягкосердечный, сжалился и взялся кормить Шарца, а Марко пошел дальше.

Идучи так, увидел он работающего в поле бедного крестьянина и поздоровался с ним.

Побеседовали они о том о сем, и Марко спросил как бы между прочим:

— А что, если б сейчас встал Марко-королевич да пришел к тебе?

— Ну, уж этого никак не может быть, — говорит крестьянин.

— А если бы все-таки пришел, что бы ты сделал?

— Попросил бы его помочь мне окопать кукурузу,— пошутил крестьянин.

— Ну, а если бы он тебя позвал на Косово?

— Молчи уж, братец, какое там Косово! Некогда на базар сходить соли купить и опанки[7] детям. Да и не на что купить-то.

— Все это так, брат; а знаешь ли ты, что на Косовом поле погибло наше царство и надо за Косово отомстить?

— Пропадаю, брат, и я, хуже быть не может. Видишь, босой хожу?!. А как придет время налог платить, забуду, как меня зовут, не то что Косово!

Попал Марко в дом богатого крестьянина.

— Бог в помощь, брат!..

— Дай тебе бог! — отвечает тот и смотрит на него подозрительно. — Откуда ты, братец?

— Издалека я и хочу походить по вашим местам да посмотреть, как люди живут.

И этого Марко в разговоре попытал, как бы оно было, если бы королевич Марко опять появился и позвал сербов отомстить за Косово.

— Слышал я, какой-то сумасшедший десять лет назад выдавал себя за Марко-королевича и какие-то злодейства и покражи учинил, так что осудили его на каторгу.

— Да и я это слышал; но что бы ты сделал, если бы появился настоящий Марко да позвал тебя на Косово?

— Принял бы его, дал бы ему вина вдоволь и проводил бы с почетом.

— А Косово?

— Какое Косово, когда такие неурожаи?! Не по карману нам это! Один расход, братец ты мой!..

Отступился от него Марко и пошел дальше. И всюду по селам одно и то же. Знай, машут себе мотыгой и только откликаются на приветствие, а разглагольствовать не хотят. Не могут люди зря время терять, надо кукурузу окопать и другие все работы во-время переделать, если хочешь, чтобы урожай был хороший.

Надоело Марко в деревне и решил он идти в Белград, там попробовать сделать что-нибудь для Косова и докопаться, почему это так его звали — искренно, от всей души — и так принимают.

Пришел в Белград. Экипажи, трамваи, люди — все торопятся, сталкиваются, пересекают друг другу дорогу.

Чиновники спешат в канцелярию, торговцы — по торговым делам, рабочий люд — на работу.

Приметил Марко видного, хорошо одетого господина. Подошел к нему, поздоровался. Тот, несколько сконфуженный обшарпанным видом Марко, отпрянул назад.

— Я Марко-королевич. Пришел сюда помочь своим братьям, — сказал Марко и поведал все: как он пришел, зачем пришел, что с ним было и что думает делать дальше.

— Та-ак. Рад с вами познакомиться, господин королевич! Очень приятно! Когда вы собираетесь в Прилеп?.. Очень, очень рад, но, извините меня, тороплюсь в контору! Сервус[8], Марко! — сказал чиновник и поспешил прочь.

Марко обращался к другому, третьему. Но с кем бы ни заводил он речь, разговор кончался одним и тем же: «Тороплюсь в контору! Сервус, Марко!»

Затосковал Марко, начал впадать в отчаяние. Проходит по улицам молча, нахмурившись, усы раскинулись по плечам, никого не останавливает, ни о чем не спрашивает. Да и кого спрашивать-то? Кого ни задень, все спешат в контору. О Косове никто и не вспоминает. Ясно, контора важнее Косова. Марко, хоть и крепкие у него нервы, стала раздражать эта контора, которая, насколько он понял, успешно соперничала с Косовым. Невтерпеж ему становилось среди этой толпы людей, которые будто ничего иного и не делают, как только спешат в контору. А крестьяне жалеются на неурожаи и старост, торопятся в поле, работают от зари до зари и ходят в рваных опанках и дырявых штанах. Потерял Марко всякую надежду на успех и уж никого больше не расспрашивал, ни с кем не заговаривал. Ждет не дождется, когда бог опять призовет его на тот свет, чтобы не мучиться больше: каждый серб был занят своими делами и заботами, а Марко чувствовал себя совершенно лишним.

Однажды шел он так, грустный, унылый, да и деньги у него кончились, не на что было вина выпить, а корчмарка Яня[9] давным-давно в могиле — уж она-то поднесла бы ему в долг. Бредет он так по улице повесив голову, вот-вот заплачет, вспоминая старых друзей, а особенно пригожую, горячую Яню и ее холодное вино.

Вдруг видит Марко — перед большой механой толпится много народу, а из помещения раздаются громкие голоса.

— Что тут такое? — спрашивает он какого-то человека, разумеется прозой — не до стихов и ему стало.

— Это патриотический митинг, — отвечает прохожий, окидывает его взглядом с головы до ног и, учуяв в нем что-то неблагонадежное, слегка отодвигается от него.

— А что там делается?.. — опять спрашивает Марко.

— Иди, брат, да посмотри сам! — сердито обрывает тот и поворачивается к Марко спиной.

(Далее)

 

[1] Во всех народных песнях о королевиче Марко говорится, что он пьет много вина и притом из чаши од 12 ок.

[2] Темница в городе Азаке (вымышленное название). О пребывании Марко-королевича в этой темнице говорится в песне «Марко-королевич в азацкой темнице».

[3] В белую одежду одевали каторжников.

[4] В крепости, построенной в Белграде еще во времена римских завоеваний, при Обреновичах была тюрма.

[5] Долап – приспособление в виде колеса, которым достается вода из реки или колодца для полива.

[6] Мотив взят из песни «Королевич Марко и разбойник Муса».

[7] Опанки – крестьянская кожаная обувь.

[8] Латинское приветствие, означающее «покорный слуга».

[9] Персонаж из народных песен.