(Предыдущая часть)

Электрические фонари окутаны таким густым туманом, что свет едва пробивается; сырость, грязь — отвратительная погода. На улице редкие прохожие. Тодор заходит в каждый открытый трактир, каждому встречному рассказывает о своих злоключениях. Кто ему сочувствует, кто вволю потешается над ним. Таковы уж люди. Он останавливается перед закрытыми дверями домов, прислушивается: не блеет ли где ягненочек. Спрашивает всех стражников, всех прохожих. Какой-то господин с поднятым воротником идет задумавшись, — возвращается из театра. Тодор бросается к нему:

— Бога ради, не видел ли ты человека с ягненком и белой овцой?

— Иди ты к черту вместе со своей овцой. Знаю я твоих овец! Пастух я тебе, что ли?! — отрезал он сердито и пошел своей дорогой.

Так плутал Тодор всю ночь по белградским улицам. Заря застала его измученным телесно и душевно, в отчаянии, полного мучительных сомнений. Он потерял всякую надежду.

Не раз порывался он утопиться в Дунае, но в такие моменты в его душе вспыхивал слабенький луч надежды, что все еще может хорошо окончиться, не надо только отчаиваться, и он все ходил и ходил без конца.

Часов около одиннадцати судьба привела его к одному доброму человеку. Пожаловался ему Тодор, и тот дал ему хороший совет:

— Так что же ты здесь ищешь? Иди, братец мой, вот так прямо, никуда не сворачивай, подымешься на гору, а там спроси, где ипподром. Там рядом скотиной торгуют, там найдешь и того, с ягненком. Если он его еще не продал, договорись с человеком по-хорошему. Дай ему немного заработать, чтоб и он был, как говорится, доволен, и дело с концом! Убытки будут, но раз уж такой случай…

— Да ничего мне для этого не жалко, — начал Тодор.

— Но если он его продал, то узнай от людей, кто купил. Теперь на базаре нет ягнят, и легко можно узнать, кто купил этого единственного. Когда все разузнаешь, отправляйся на розыски. Думаю, кто бы его ни купил, все равно не зарежет до Николина дня. А теперь ступай, ни пуха тебе ни пера.

Поблагодарил Тодор этого человека, сказал, что ничего не пожалеет, лишь бы все хорошо кончилось, узнал, где он живет, и с окрепшей надеждой отправился на ипподром.

И Тодор нашел этого человека. Стоит он около телеги с дубовыми дровами, держит на руках ягненка, а какой-то хорошо одетый господин щупает его, торгуются.

— Эй, брат, подожди, не продавай! — заорал Тодор и бросился к ягненку.

— Это мой ягненок, я купил его, — отвечает тот равнодушно и, повернувшись к господину, добавляет: — Так, так!.. В это время года это совсем недорого.

Тодор рассказывает о своем несчастье, чтобы хоть как-нибудь умилостивить человека, купившего его ягненка. Но тот становится все более неприступным и равнодушным к его мольбам.

— Все это мне известно, братец, но ведь ягненка-то я купил, зачем же ты его продавал, если он тебе нужен?

— Отдам я тебе все твои деньги, только ягненка мне верни, а овца пусть тебе даром достанется.

Тот лишь усмехнулся, а Тодор прямо зашатался и почувствовал, как у него в ушах зазвенело.

— Еще десятку накину! — говорит Тодор чуть не плача и смотрит на него умоляющим, заклинающим, просящим взглядом.

— Никак не могу! — отрезал тот злобно. Он знал, что сейчас может вытянуть из Тодора сколько ему угодно, и хотел воспользоваться его несчастьем.

— Не могу, и все тут.

Тодор начал жаловаться людям и спрашивать, как ему избавиться от этой беды.

— Обратись в участок! — посоветовал кто-то.

Тодора точно озарило. Он быстро расспросил, где участок. Ему показали, он кинулся туда и рассказал квартальному, какая беда с ним приключилась. Тот с радостью ухватился за эту возможность показать свое рвение. На этом можно заслужить повышение, а об ордене и говорить нечего — орден за гражданскую доблесть обеспечен.

Квартальный, не теряя ни минуты, взял двух жандармов и побежал на ипподром. Там они нашли перекупщика.

— Так это ты, разбойник? Да знаешь ли ты, для кого этот ягненок? А?

Намяли бока ему жандармы и отняли ягненка.

— Верни ему его деньги, и пусть он проваливает!

Тот кланяется подобострастно, а Тодор на девятом небе.

Оставил Тодор овцу, подхватил ягненка на руки и в блаженном настроении направился во дворец. И увлекательные картины близкого счастья вновь замаячили перед его глазами. Тодор шел как во сне, и только наткнувшись на какой-нибудь столб или зацепившись за что-нибудь, приходил в себя и озирался.

Тодор явился к советнику. Жандарм ему сообщил, что советника нет, и поинтересовался, зачем он пришел. Тодор рассказал все по порядку.

— Э, да ты ведь запоздал, сейчас же три часа…

Жандарм объяснил ему, где можно оставить ягненка, велел прийти к пяти часам вечера и пообещал доложить советнику.

Словно гора свалилась с плеч Тодора. Он ушел ободренный, какой-то отдохнувший, будто целую ночь проспал на самой лучшей перине. Вернулся он в «Тетово», и перед его глазами стали проноситься картины его близкого будущего, одна прекраснее другой.

«Этот Дишко увидит еще, кто такой Тодор!» — думает он и улетает на крыльях фантазии далеко вперед. Он пошлет стражника за Дишко, тот испугается, а когда придет, Тодор выпятит грудь, кашлянет и воскликнет: «Где же это ты пропадал до сей поры?!» — «Да я, знаешь…» — мнется Дишко и комкает шапку в руках, а Тодор, разумеется, ставший после подарка королю и знакомства с ним первым человеком на селе, как загремит: «А поди-ка ты, Дишко, в тюрьму!» — «Пощади, Тодор!» — умоляет Дишко, а Тодор добавляет сквозь смех: «Э, Дишко, это тебе за колья для плетня, что ты обманом отнял. Ты думал, Тодор позабыл, да не тут-то было, братец мой, Тодор все помнит и за это в тьюрму сажает. Когда-то твоя сабля секла, я сейчас моя сечет».

Рассказал Тодор в трактирщику Спире о своей необычайной удаче. Обрадовался Спира, как он сам говорит, бог знает как, но и Тодор сам не свой от радости.

Опамятовался бедняга Тодор и заказал обед. Ест он, измученный, голодный, и выпивает, витая в своих сладких грузах, около полутора литров вина. И хоть не следовало бы, он все же задремал. Привык он по-деревенски рано ложиться и рано вставать, а тут и не выспался, и обегал столько, да вина выпил больше, чем следовало. Тодору к пяти часам к королю явиться надо, а он уронил голову на стол и заснул. Снится ему король, золотой карандаш, золотые стулья, большая золотая бумага, которую ему выдал король на получение места старосты «бессменно и до самого конца». А королева сварила кофеек и угощает его, а он говорит: «Спасибо, спасибо, пей сама, я только что выпил чашечку!» — «Нашел чем удивить,— говорит королева, — пей еще, бог с тобой, хоть ты и пил!» Тодор взял кофе, отхлебнул, поставил чашку на колени и разговаривает с королем об урожае. Вдруг его кто-то как тряхнет. Тодор проснулся, а над ним трактирщик Спира.

— В чем дело?

— К королю ты собирался идти?

— Да, да, а я, видишь, заснул! — отвечает Тодор и вскакивает точно ошпаренный. — Который же час?

— Ровнехонько шесть.

Тодора будто кнутом хлестнули. Бросился ои как угорелый вверх по Балканской улице. Туда он дорогу знает, там он, по его же словам, как у себя дома.

Было четверть седьмого, когда Тодор явился к советнику.

— Э, да ты опоздал! Нужно было раньше явиться. Король сейчас на заседании, приходи, Тодор, завтра, я о тебе доложу. Примут тебя, а потом отправляйся домой.

Огорчился Тодор, да что поделаешь, пришлось вернуться в «Тетово».

Вечером, поужинав кое-как, Тодор сразу лег спать, чтобы завтрашнему дню быть посвежее. Не легко небось с коронованными особами разговаривать.

Еще не занялась заря, а Тодор уже на ногах. По привычке заказал он горячую ракию и решил немного подождать, пока рассветет, а там, е божьей помощью, сразу же и во дворец.

Выпил он горячую ракию, поговорил с крестьянами, со Спирой, рассказал, куда идет,— это им внушило большое уважение, и стали они смотреть на него с благоговейным почтением. Спира даже предложил выпить еще по одной — прибавит, мол, красноречия в разговоре с королем, и Тодор охотно согласился. Выпили они еще по одной, и уже около семи часов Тодор отправился к королю. Не желал он больше запаздывать. Сначала пошел к советнику, но там все было закрыто и никого не было видно. Не растерявшись, Тодор направился к главному входу, но стража преградила ему дорогу. Его не впустили.

Напрасно Тодор рассказывал обо всем, уверял, что сам король хочет его лично видеть, стража осталась глухой ко всем его доводам.

Испробовал Тодор все возможные средства, но ничего не помогло. Вышел он на середину улицы и стал в окна заглядывать — никого не видно. Хоть бы хозяйка показалась или кто-нибудь из домашних, но нет никого, ни живой души.

Потеряв всякую надежду, Тодор решил вернуться в свое село. «Короля, должно быть, дома нет, — рассуждал он, — я опять опоздал. Встал человек рано и пошел по своим делам, час-то который уже, а я со Спирой просидел, горячую ракию распивал. Так мне и надо. Пропал я теперь!»

И Тодор ушел разбитый, с тоской на сердце. Завернул по пути к Спире, попрощался с ним и направился на вокзал. Поезд уходил в половине девятого. Как раз во-время. Взял Тодор билет, сел в вагон третьего класса, паровоз засвистел, и поезд тронулся. Растревоженный Тодор глядел в окно, и все, что с ним случилось за эти дни, казалось ему сном. Он поставил крест на своих мечтах и надеждах. Пост сельского старосты и палица, олицетворяющая власть, не привлекали его больше. Непонятный страх овладел им, и единственным его желанием было избавиться от нависшей беды. Пусть идут к черту и овца и ягненок, пусть все провалится в тартарары, лишь бы только то, что кажется ему теперь удивительным сном, закончилось благополучно.

— Предъявите билеты! — крикнул кондуктор и потряс за плечо погруженного в свои думы Тодора.

— Я, знаешь ли, был в Белграде, отнес королю барашка, и со мной, понимаешь, случилась неприятность, а сейчас, как говорится…

— Билет, приятель!

— А, билет… Вот! Да, так вот, понимаешь, я как раз и говорю Спире…

— Билеты предъявите! — кричит кондуктор, проходя дальше.

«Чудной народ!» — думает Тодор, глядя ему вслед.

С ближайшей к своему селу станции Тодор направился домой… Предстояло ему часа два ходу, не меньше. Мутное, слезливое небо, туман, нависший над лесом и долиной, размытая дорога. Вороны пролетают, шурша крыльями чуть не над самой головой, промокшая скотина щиплет на жнивье уцелевшую кое-где траву. Грустно и тоскливо все, как и на душе у доброго Тодора.

— Ну и слава богу, хорошо, что я отдал ягненка, а сейчас чему быть, того не миновать. Если пользы не принесет, то, может, и вреда не будет. Ведь это подарок, а кто ж подарку не рад. Увидит, что я о нем подумал, когда-нибудь и обо мне вспомнит.

Так размышлял Тодор, скользя по грязной дороге.

Он спешил домой, утешая себя подобными доводами; а в это время полиция с ног сбилась, разыскивая его.

Советник рассказал королю о злоключениях Тодора из-за ягненка, а король от души посмеялся над бестолковым Тодором и пожелал его увидеть. Сразу же был послан в «Тетово» жандарм. Но он скоро вернулся с неутешительным донесением, что крестьянин уехал.

Какая досада!

Полицейское управление Белграда получило приказ в кратчайший срок разослать на все железнодорожные станции указание задержать такого-то и такого-то человека по имени Тодор из такого-то и такого-то места и немедленно препроводить его в полицейское управление города Белграда. Начальник того уезда, в котором  находилось село Ясеница, также получил указаний перехватить Тодора, как только он прибудет, если его не возвратят раньше с какой-либо станции, и сразу же направить назад в Белград.

Приказ из дворца полицейское управление расценило как дело весьма опасное и ответственное и, со своей стороны, прилагало все усилия, чтобы названный Тодор был сразу же туда препровожден под конвоем.

Уездный начальник толковал это распоряжение еще более серьезно и из кожи лез вон, стараясь как можно ревностней выполнить желание короля, — награда и повышение не минуют его потом.

В то самое время, когда Тодор, полный утешительных мыслей, шагал по дороге, его искали по всем станциям, а уездный начальник с двумя вооруженными жандармами мчался галопом к его дому.

Мог ли Тодор знать, что его ожидает? Только он, вымокший, грязный, усталый, открыл калитку своего двора, с одним желанием поскорей отдохнуть, утолить голод и залить еду ракией, как его в тот же миг схватили жандармы, и голос уездного начальника загремел:

— А прибыл, наконец, бунтовщик! Сейчас я тебе покажу, как выступать против правительства и короны!

От удивления Тодор остолбенел.

— Какой бунтовщик?

Его связали.

— Вперед! — скомандовал уездный начальник. — Гони его на станцию!

— Умоляю тебя, как самого господа бога, — завопил Тодор, — сжалься надо мной!

— Гони злодея! — крикнул уездный начальник, а жандармский приклад быстро нашел спину Тодора.

На крики Тодора из дома выбежала его жена и, увидев, что происходит, запричитала:

— Ах, горе мне, горе мне, чем провинился этот несчастный?

— Провинился, бунтует против короля, — отрезал сердито уездный начальник, а Тодор опять почувствовал приклад.

Посадили в поезд связанного Тодора; со всех сторон его стерегут вооруженные жандармы. Тут и господин уездный начальник. Народ удивляется; переглядываются в недоумении люди и со страхом смотрят на господина полицейского.

Прибыли в Белград, уездный начальник лично вместе с жандармами препроводил Тодора к начальнику полиции Белграда.

— Вот он, бунтовщик.

— Ага, прибыл!

Начальник приказал посадить бунтовщика под арест, по телефону сообщил во дворец, что Тодора доставили в полицейское управление.

— Пусть его приведут ко мне, — сказал советник.

— Доставьте его туда, — отдал приказ начальник, и связанного Тодора погнали во дворец.

Привели его к советнику, а тот принялся хохотать:

— Что с тобой, скажи ради бога, несчастный!

— Беда, господин, да и только!

— А почему вы связали этого человека?

— Он бунтовщик, таков был приказ.

— Какой бунтовщик?! Он подарил ягненка его величеству, его величество хочет его поблагодарить и потому его вызывает.

У Тодора потекли слезы от радости, а у советника — от смеха.

— О, брат, не везет же тебе!

Сам король очень смеялся, когда Тодор предстал перед ним, и приказал ему рассказать все от начала до конца. Тодор рассказывает, а король за живот хватается от смеха. Когда Тодор кончил, король ему выразил королевское спасибо и пожелал, как полагается, «поговорить с народом».

— Уродилось ли жито?

— Уродилось.

— Есть у вас церковь?

— Есть!

— А поп у вас есть?

— Есть и поп!

— Поет он?

— Поет.

— Ну так, с богом!

Тодор поклонился и вышел.

Он зарекся делать подарки королю. Два года тому назад я его видел:

— Нет ли у тебя барашка королю подарить? — шучу я.

— Спасибо! Не дарит больше Тодор даже уездному начальнику, а уж королю — куда там! Шуточное ли это дело, братец ты мой? А шуму-то сколько было, страху-то натерпелся, сколько горя хлебнул — не дай бог и разбойнику.

Нет, довольно, Тодор больше не делает подарков!

 

Источник: Доманович, Радое, Повести и рассказы, Государственное издательство художественной литературы, Москва 1956. (Пер. О. Голенищевой-Кутузовой)

У одного крестьянина в селе Ясеница объягнилась овца, помнится, в канун святого Николы. Сел он со своей хозяйкой за стол обсудить хорошенько, как им поступить: продать ягненка или себе оставить, — овец у них было мало.

— А знаешь, муженек, что мне пришло в голову? — спросила вдруг жена.

— Что?

— Сдается мне, что наш король Николин день празднует[1].

— Празднует, как не праздновать.

— Вот я и погнала бы овцу с ягненком в Белград, ягненка бы подарила королю, а овцу бы продала. Большую выгоду можно из этого получить. Погляди на Дишко. Он ведь постоянно околачивается не у исправника, так у начальника, то поросят им тащит в дар, то ягнят, то овса мешок, то одно, то другое, и недурно ему живется поэтому: старостой стал, почет да уважение. Что капитану-исправнику отдаст, то трижды из народа вытянет, а недавно вишь и орден получил! Ах, боже ты мой, лопнуть от досады! Ну ладно бы уж он, а то и эта его белобрысая так напыжилась, что и на козе к ней ва подъедешь. Туда же мне, старостиха!

Тодор (так звали крестьянина) задумчиво ворошит палкой в очаге. Молчат. Тодору до страсти хочется самому стать старостой. Дишко ведь не лучше его, если не хуже, думает он, и уж если он сумел пробраться в старосты, задаривая капитана-исправника, так что может получиться, если он, Тодор, преподнесет барашка ни больше ни меньше как самому королю? Возьмет король золотой карандаш да запишет его имя. Потом спросит, из какого он села, как зовут его жену, деток, а Тодор на все ему толково ответит. Тогда король похлопает его по плечу и спросит:

— Так вот, Тодор, скажи-ка мне, сделай милость, кто у вас в селе старостой?

— Дурной человек, государь, истинное слово. Мучает народ, изводит, кожу с него дерет.

— Что ты говоришь?! — вскипит король, да как начнет звонить в колокольчик, министры перед ним тут как тут, а он на них и не смотрит, к Тодору обращается:

— Как, говоришь, зовут того гада?

— Дишко, государь.

— Слыхали?! Чтоб этого Дишко сию же минуту из Сербии вон выгнали! — вскричит король, повернувшись к «министерам».

А «министеры» перед ним лебезят, приплясывают. Тодор довольнехонек и думает про себя: «Погоди, чурбан, увидишь, на что Тодор годен. Есть, братец мой, и над попом поп. Попробуй-ка пикни теперь!»

— Вон! — кричит король министрам, а они кланяются да в двери — шасть!

— Вот что, Тодор, отныне ты будешь в своем селе старостой, пока жив, а на смертном одре передашь место кому сам захочешь! — говорит ему король.

— Благое дело, государь, только как бы это мне грамотку какую за твоей подписью получить, чтобы вернее было.

— Не нужно тебе ничего. Я уже обо всем распорядился, живи да радуйся, и черт тебе не сват!

— Спасибо тебе, государь! — кланяется Тодор и двинулся было к выходу, а король ему:

— Куда это ты? Подожди, откушай, что бог послал. Так не гоже.

— Покорнейше благодарю, государь, да ведь перед идти, я закусил в «Тетове», знаешь, у Спиры трактирщика.

— Ну, так винца не хочешь ли? — спрашивает король.

— Не могу, богом клянусь, и вино я уже пил. Со Спирой в компании два графинчика усидели.

Врет Тодор, достоинство свое соблюдает. Смеет ли он у короля вино распивать?

— Но хоть кофейку-то ты должен выпить, Тодор, прямо не знаю, чем тебя потчевать, — беспокоится король, и тут, грезится Тодору, зовет он королеву:

— Эй, Драга!

— Что тебе?

— Живей иди сюда!

— Подожди, Сашенька, я обуваюсь.

Выходит королева, Тодор до земли ей кланяется.

— Это Тодор из такого-то села, — говорит король Королеве.

— А! Это Тодор!

— Ну-ка, жена, поставь, ради бога, на огонь кофейник, выпьем по чашечке.

— А не лучше ли покрепче чего выпить?

— Да нет, сыт и пьян человек, — говорит король.

— Ну так и быть, — отвечает королева, — сварю я вам кофеек.

Так думает Тодор, таким представляет свое счастье. И что будет, когда он домой возвратится?! От сильного возбуждения у него начинает колотиться сердце, глаза сверкают, щеки горят и от волнения и от соседства с очагом. Жена прядет, жужжит веретено, дрова трещат, а Тодор весь во власти сладостных дум.

— В самом деле, жена, я так и сделаю.

— Что это?

— Да то, о чем мы говорили.

— Я должна Станию позвать.

— Оставь ты теперь Станию в покое.

— Как оставь? Надо же мне шерсть чесать?

— Да я об ягненке тебе говорю.

— Ах, да что это со мной! Все шерсть в голове, вот и забыла. Ну как ты думаешь?

— Поеду-ка заврта в Белград. Самое верное дело, приготовь мне все что нужно, завтра спозаранку двниусь с божьей помощью.

—

Прибыл Тодор в Белград. Остановился в «Тетове» и, удрученный тяжестью затеянного дела (тут, думал он, и голову сломать можно), несколько раз повторил про себя то, что собирался сказать королю. Приехал он поздно, переночевал. Всю ночь ему снились радужные сны, а утром, поднявшись ни свет ни заря, он еще несколько раз повторил все, что надумал. Когда он решил, что все хорошо запомнил, взвалил на плечи ягненка и отправился прямо к королю. Во дворце ему сказали, что прежде всего необходимо явиться к главному королевскому советнику, который объяснит, что нужно дальше делать. Вот тебе на! С первых же шагов все получилось не так, как он думал. Ему, бедняге, советник и не снился.

Какое, черт возьми, отношение к его делу имеет какой-то советник, почему он становится поперек дороги? Тодор полагал, что придет во дворец, спросит, где король, а получив ответ, просто постучит в дверь. Дверь откроет слуга, и он войдет. В комнате сидит, вернее покоится на шелковой перине король, курит из чубука, потягивает кофе и весь золотом горит. На золотом стуле сидит королева и прядет. Пряжа серебряная, а веретено золотое. Тодор кланяется до земли и вручает королю ягненка. Король берет ягненка, гладит его, привстает, освобождает местечко рядом для Тодора и начинает расспрашивать о том о сем, но тут королева вмешивается в разговор:

— Не надо его резать, родимый, пускай растет.

— Женские выдумки! — отвечает король и продолжает степенно беседовать с Тодором об урожае, о старосте, обо всем понемногу, а ягненок блеет у короля на руках.

А получилось все совершенно иначе: появился какой-то советник, о котором Тодор и понятия не имел.

Но что поделаешь, другого выхода нет — придется идти к этому чертову советнику, а там уж видно будет, что и как.

Впустили его к советнику. Тодор с ягненком прямехонько к нему.

— Бог на помощь, господин.

— В чем дело? — спрашивает советник сердито. — Куда это ты с ним? — на ягненка показывает.

Тодор знает, что делает, даром слов не тратит. Когда имеешь дело с головой, хвост не страшен.

— Отнеси-ка вот это королю, — отвечает он, — и скажи: это тебе шлет в подарок Тодор из такого-то села, а я уж с ним сам потом поговорю!

— Вон отсюда! Я понесу ягненка?! Видали такого нахала!

«Должно быть, это самый главный после короля», — подумал Тодор, ноги у него подкосились от страха.

— Прости, господин, если я не так что сказал, — забормотал он в растерянности. — Люди мы темные, в простоте своей обмолвиться можем. Хотел бы я подарить государю нашему вот этого барашка к празднику, чтобы он со своей хозяюшкой, а нашей госпожой королевой скушал его на здоровье.

Советник усмехнулся.

— Э, братец, так это не выйдет. Ты сперва должен испросить у короля аудиенцию и узнать, примет ли его величество твой подарок, и только тогда…

— А где у него та «уденция»? — перебивает его Тодор.

— Ты должен написать прошение на мое имя и в нем указать, что желаешь быть принятым его величеством для такой-то и такой-то цели, ну, скажем, для того, чтобы подарок преподнести. Это прошение и твое желание я передам его величеству, и если он соизволит, я тебя извещу, в какое время ты можешь быть принят.

Тодор вытаращил глаза и не мог прийти в себя от удивления. И боясь, как бы советник еще чего не наговорил ему, он вдруг отчаянно завопил:

— Где мне все это понять, неграмотный ведь я. Сделай милость, господин, потрудись для меня, а уж я тебе заплачу что следует.

Советник улыбнулся. Понял, с кем имеет дело, пожал плечами и написал сам себе прошение.

— Теперь уходи, Тодор, — говорит он, и жди от меня извещения, когда его величество сможет тебя принять.

Тодор достал кошель, вынул два грошика, спрятал кошель на место и поклонился:

— Спасибо тебе, господин. Вот возьми это себе на чашку кофе, и, бог даст, не будем серчать друг на друта и в обиде не останемся.

Советник швырнул эти два грошика. Если бы Тодорова подношенья хватило на выплату хотя бы по одному векселю, куда бы ни шло, можно было бы и принять, а тут и на бланк не хватит. Выругал он Тодора и выгнал вон. Совсем обескураженный вернулся Тодор в «Тетово» ожидать «страшного суда». В этой сумятице ни советник не спросил Тодора, где он остановился, ни Тодор не догадался сообщить об этом.

Ждет Тодор до самого обеда — нет вестей. Раз так, решил он сесть и пообедать по-человечески. После обеда опять ждет Тодор, — нет ничего. Стало ему невтерпеж. То и дело выходит за дверь и смотрит в сторону дворца. Все ему кажется, что вот-вот появится советник. Поглядит, поглядит, да вернется, снова выйдет, но советника все нет.

Начал Тодор окружающим жаловаться. Может, добрые люди что посоветуют. Ум, как говорится, хорошо, а два лучше.

Вот уже и смеркается, а весточки все нет. Тодор потерял всякую надежду. Клянет и себя, и жену, и советника, и судьбу, и ягненка, и даже самого короля. Думает-гадает, почему все так нескладно получилось, и, наконец, решает, что все испортили два гроша.

«Эх, — сокрушается он, — нешто этим господам угодишь? У нас в деревне коль не дашь на выпивку, ничего не добьешься, хоть волком вой, а тут за то же самое тебя вон выгоняют».

Он стал раскидывать умом насчет этого, как вдруг его пронзила страшная мысль. Этот вытурил человека из-за двух грошей, а что сделает король, когда увидит ягненка. А ну как он дернет за колокольчик, вызовет министров да закричит, завизжит: «Повесить этого бродягу!»

И министры схватят его за шиворот и поволокут на виселицу, а который-нибудь из них возьмет ягненка за задние ноги да Тодора ягненком по голове: стук, стук, стук!

Тодора прямо передернуло всего.

Он уже ясно видел, как его повесили, как по нему домочадцы убиваются, как жена причитает:

— Язык бы мне оторвать за то, что я про ягненка помянула!..

Вдруг подходит к Тодору человек в кожаной засаленной куртке, в меховой шапке:

— Бог на помощь, приятель!

— Дай бог тебе здоровья!

— Что ты нос повесил? О чем так задумался? — спрашивает этот человек и садится рядом с ним за стол.

Тодор раскрыл свою душу. Да, не легко ему. Рассказал, как овца у него объягнилась, сколько у него овец, какая овчарня, о чем он с женой беседовал и что ел перед уходом из дому, как был у советника, что тот ему посоветовал. Рассказал все по порядку, не пропустив ничего, и добавил под конец:

— Бог один знает, что теперь делать?!

— Да, трудненько тебе, понимаю, как же теперь быть? — говорит тот и потирает руки, как бы обдумывая, что можно предпринять в таком тяжелом положении. Тодор смотрит на него, как на икону, и ждет, что ему посоветует этот мудрый человек.

А человек этот думает, закидывает ногу за ногу, то так, то этак, облокачивается то на одну руку, то на другую, головой покачает, плечами пожмет, а Тодор словно на раскаленных углях сидит.

— Что ж, другого ничего не придумаешь! — заявляет он, наконец. — Придется тебе поступить так!.. Вот что значит с господами дело иметь. Обманывают они, братец. Все только о себе заботятся, а мы хоть подыхай!

— Обманывают, обманывают! — соглашается Тодор.

— Обманывают, и горя им мало, — продолжает тот. — И советник этот королю ничего не сказал и вообще ничего не сделал.

— Я так же думаю, — присоединяется Тодор, — король бы сразу же меня вызвал, а то…

— А знаешь ли, что я думаю? Продай-ка ты этого ягненка, соберись завтра, да и айда домой. Если бы этот советник захотел, ты давно бы уже побывал у короля, а так и не надейся, смотри-ка уже который час.

— Правильно ты говоришь!— одобряет Тодор. — Только как вот насчет цены?

— За овцу с ягненком даю тебе двадцать пять динаров. Довольно, по-моему.

Началась торговля. Туда-сюда, согласились, наконец, на двадцати шести динарах. Отдал Тодор овцу с ягненком, взял деньги, довольный продажей, съел порцию говяжьего паприкаша[2], выпил пол-литра вина и лег. На постоялом дворе полно крестьян. Одни пьют, шумят, стучат палками по столу, другие мирно беседуют, а некоторые уже легли. Хозяин расстилает подстилки, заспанный мальчик кладет в печь дрова, а компаньон хозяина, Алимпий, пересчитывает выручку, гонит засидевшихся гуляк спать, приговаривая:

— Завтра, если бог даст, а сейчас спать пора. Все уже ложатся.

Одни курят лежа, разговаривают, другие храпят. Кто на спину лег, кто на живот. Душно, воздух прелый. Тодору удалось захватить место с краю, он перекрестился и лег.

— Откуда ты, приятель? — спрашивает его сосед.

— Из Ясеницы.

— Ого, братец, издалека! — говорит он и громко зевает.— А куда ты идешь?

— Куда? — и Тодор рассказал о своем несчастье.

Поговорили они так, отвернулись друг от друга и заснули.

А в это время, когда Тодор спал сном праведника, полиция все, как говорится, вверх дном перевернула, разыскивая его.

Советник доложил королю о просьбе Тодора, и король назначил аудиенцию назавтра в половине первого. И только когда советник, вернувшись к себе от короля, приказал написать вызов Тодору, только тогда он вспомнил, что знает, из какого села проситель, но не знает, где тот остановился в Белграде. Пришлось сообщить в городское полицейское управление, что крестьянин из Ясеницы, желающий подарить королю ягненка, не указал в своем прошении, на каком постоялом дворе он остановился, а поэтому управлению надлежит срочно разыскать его и сообщить, что король дает ему аудиенцию и благосклонно принимает подарок.

Начальник, не теряя ни минуты, приступил к исполнению.

Всем квартальным было приказано отправить жандармов на розыски крестьянина, привезшего в подарок королю ягненка, которого король согласен принять. Спешно перебегают жандармы с одного постоялого двора на другой, но нигде при всем старании не находят ничего похожего на ягненка. Наконец, поздно ночью попал один из них в «Тетово».

— Нет ли тут крестьянина, что привез ягненка для его королевского величества?

— Вон там он около печки, с краю лежит.

Жандарм встряхнул Тодора.

Тодор вскочил, протер глаза, а когда разглядел жандарма, кровь остановилась у него в жилах. Шутка ли иметь с ним дело!

— Ты тот самый Тодор, что привез ягненка в подарко его величеству королю?

— Я, да, это я, — невнятно пробормотал Тодор.

— Так вот, его величество король принимает твой подарок и приглашает тебя заврта к себе в половине первого дня. Понятно?

— Понятно, — ответил Тодор тихо, охрипшим голосом, его прошиб холодный пот.

Жандарм быстро ушел сообщить квартальному радостную весть, а Тодор остался в полной растерянности. Вдруг он повалился и застонал, словно раненый.

— Что с ним творится? — Хозяин вскочил и начал брызгать на Тодора холодной водой. Насилу пришел он в себя. Хорошо, что у него были здоровые, крепкие нервы. Если бы ему сообщили, что все его домочадцы умерли, он легче бы это перенес. «Божья воля!» — сказал бы он в конце концов. Но то, что с ним произошло, было подобно удару грома, и до того страшно, что он не мог устоять на ногах.

«Я обманул короля!» — думал он в отчаянии, а его сердце, казалось, готово было пробить не только грудь, но и ватник.

— Что же мне делать, Спира, братец мой? — вне себя воскликнул Тодор.

— Как что делать?

— Я известил короля, что дарю ему ягненка, а сам сегодня вечером, как темнеть стало, продал его! Думал не захочет король принять.

Задумался Спира. Молчит. Лицо стало у него серьезное, хмурое. Покачал он в сомнении головой, пожал плячами и слова не вымолвил.

— Пропал я! Где мне найти другого ягненка, а кто обманул короля, тот уж получит по заслугам! — твердит Тодор в отчаянии.

— Э, вот что ты можешь сделать, Веги и разыщи того, кому своего ягненка продал. Других-то ягнят сей-час не найти…

Тодор вскочил. Спал он в чем был, так что на одеванье время тратить не пришлось. Не сказав ни слова, он выбежал на улицу как сумасшедший и исчез во тьме.

(Далее)

 

[1] Речь идет о праздновании «славы», старинном сербском обычае. Каждая семя имеет своего патрона – святого – и в его день устраивает праздник.

[2] Паприкаш – мясное блюдо.