(Предыдущая часть)

Едет Марко не спеша и удивляется, что бегут от него сербы, а ведь как они звали его, сколько песен о нем сложили. Не может диву надивиться. И вдруг осенила его мысль, что они не знают еще, кто он такой. А как узнают, размечтался Марко, устроят ему самую радушную встречу, а он соберет сербов и двинется на султана. Едучи так, увидел он великолепный тенистый дуб возле дороги, сошел с Шарца, привязал его, отцепил бурдюк и принялся пить вино. Пил он так да раздумывал, и стало что-то ко сну клонить юнака. Прислонил Марко голову к дубу и только собрался вздремнуть немного, как вдруг Шарац начал бить копытом о землю[1], — какие-то люди подбирались к Марко. Это был уездный писарь с десятком жандармов. Вскочил Марко как встрепанный, накинул шубу, мехом наружу (он снял ее из-за жары), вскочил на Шарца, взял в одну руку саблю, в другую булаву, а в узду зубами вцепился и бросился в атаку на жандармов. Те перетрусили, а Марко, злой со сна, взялся одаривать всех по очереди, кого саблей, кого булавой. Трех раз не обернулся, а уж из всех десятерых дух вышиб. Писарь, увидев, что происходит, забыл и о следствии и о статьях и задал стрекача. Марко пу-стился за ним с кличем:

— Эй ты, стой, юнак мне неизвестный,
Булавой тебя пристукнет Марко!

Сказав так, раскрутил он булаву и метнул ее в «неизвестного юнака». Задел его слегка рукояткой булавы, и тот упал как подкошенный. Марко подбежал к нему, но добывать не захотел, а только скрутил ему руки за спиной; потом привязал его к луке Шарца и опять занялся своим бурдюком. Попивая вино, он сказал бедняге:

— Ну-ка подходи, вино пить будем!

А тот только стонет от боли, корчится, брыкается, подвешенный к луке, да тоненько пищит; Марко что-то смех разобрал. «Как котенок!» — подумал он и давай хохотать; прямо за живот, сердяга, хватается, и слезы ему на глаза навернулись, каждая с орех величиною.

С плачем молит несчастный отпустить его, клянется не возбуждать уголовного преследования.

А Марко еще пуще заливается, чуть не лопается человек; и, от смеха сбившись с десетерца[2], говорит прозой:

— Какой черт принес тебя сюда, дурень несчастный?

Но все же Марко человек сердобольный. Сжалился он и только хотел отвязать писаря, как вдруг заметил, что другие десятеро с одиннадцатым во главе, одетые так же, как и те первые, опять его окружили. Марко подбежал к Шарцу, бросил писаря в траву (так, что тот скатился под горку в придорожную канаву и заверещал), а сам вскочил на Шарца и тем же манером кинулся в атаку. Опять, повернувшись два-три раза, отправил он на тот свет десяток жандармов, а писарь, как и тот, первый, пустился наутек, но Марко и его достал рукояткой булавы. Связал его, подвесил к луке, а сам пошел и вытащил первого из канавы. Весь он был в грязи, мокрый, вода с него так и течет. Марко от хохота едва донес его до Шарца и подвесил с другой стороны к луке. Оба брыкаются и кряхтят, скулят беспомощно и пытаются вырваться, а Марко, захлебываясь от смеха, воскликнул:

— Ну ладно, уж из-за одного этого смеха не жалею, что явился с того света.

Но счастья без несчастья не бывает. Так и на этот раз. Не успел Марко, довольный, вернуться к бурдюку, чтобы, как говорится, покончить с содержимым, как услышал вдалеке звуки труб и барабанов. Все ближе и ближе они. Шарац начал беспокойно фыркать и прядать ушами.

— На помощь! — завопили оба писаря.

Все ближе, все яснее слышатся трубы и барабаны, земля содрогается под тяжестью пушек, грохнули ружейные залпы. Выкатил глаза Шарац и принялся скакать как бешеный; завопили те двое и начали вырываться. Шарац горячился все больше. Это изрядно смутило Марко, но он взял себя в руки, наполнил чашу вином, осушил и подошел к Шарцу со словами:

Конь мой добрый, Шарац мой бесценный,
Триста шестьдесят годов[3] сравнялось,
Как уж я с тобою повстречался,
И ни разу ты не устрашился!
Бог поможет, не случится худа[4].

Грянули пушки, насторожился и сам Марко, а Шарац взвился, обезумев; слетели с него те двое и откатились с воплями в канаву. Засмеялся Марко, хоть и не до того было, и едва успел вскочить на Шарца. Когда ружья и пушки загремели совсем уже близко, Шарац опрометью перемахнул через канаву и понесся через поля и нивы, через овраги и чащи. Не может остановить его Марко. Пригнулся он к луке, заслонил лицо рукою, чтобы не исцарапали ветки; слетела с него соболья шапка, по бедру бьет сабля, а Шарац мчится стремглав, не разбирая дороги. Едва вылетели они на чистое место, Марко увидел, что со всех сторон окружен войском. Гремят трубы, бьют барабаны, стреляют ружья, палят с окольных холмов пушки. Впереди войско, позади войско, слева, справа — повсюду. Шарац встал на дыбы и кинулся вперед, Марко схватил булаву и ринулся в толпу, которая все сгущалась вокруг него. Два часа они билися с лишком, пока Шарац не покрылся кровавой пеной, да и Марко притомился, размахивая тяжелой булавою. Ружья не могли причинить ему вреда: на нем были железное оплечье, поверх него кольчуга, из стальных колец сплетенная, а на ней еще три слоя одежды да волчья шуба. Однако ружья, пушки и град ударов помогли совладать с Марко. Отняли у него коня, отобрали оружие, связали и под конвоем повели в участок на допрос.

Впереди него шагает десять солдат, за ним десять и по десятку с обеих сторон с заряженными винтовками и примкнутыми штыками. Руки у него связаны сзади, и на них надеты наручники; ноги закованы в тяжелые кандалы по шесть ок[5] весом, батальон солдат — головной конвой — впереди; позади идет полк, а за полком громыхает дивизия, которую замыкает дивизионный командир, окруженный штабом; по обеим сторонам грохочут на холмах артиллерийские дивизионы. Все в полной боевой готовности, как в военное время. Шарца ведут двенадцать солдат, по шесть с каждой стороны; на него надеты крепкие поводья и намордник, чтобы не укусил кого. Марко насупился, потемнел лицом, усы повисли и раскинулись по плечам. Каждый ус с полугодовалого ягненка, а борода до пояса. По дороге народ карабкается на заборы, изгороди, деревья, чтобы поглядеть на него, а он и так больше чем на голову выше всех окружающих.

Привели его в полицию. В своей канцелярии сидит уездный начальник, маленький щуплый человечек с впалой грудью и тупым взглядом, покашливает при разговоре, а руки у него как палочки. Слева и оправа от его стола по шесть стражников с пистолетами на взводе.

Поставили скованного Марко перед ним.

Начальник испугался Марко, хоть тот и в кандалах, дрожит, как в лихорадке; вытаращил глаза и слова сказать не может. Еле-еле пришел в себя и, покашливая, начал глухим голосом допрашивать:

— Ваше имя?

— Марко-королевич! — гаркнул Марко; начальник вздрогнул и выронил перо; стражники по бокам попятились назад, а любопытные зрители кинулись вон из комнаты.

— Говорите, пожалуйста, тише, ибо находитесь перед представителем власти! Я не глухой. Год рождения?

— Тысяча триста двадцать первый.

— Откуда?

— Из Прилепа, города белого.

— Чем занимаетесь?

Марко удивился этому вопросу.

— Я спрашиваю: чиновник вы, торговец или землю обрабатываете?

— Не пахал отец мой и не сеял,
А меня вскормил он белым хлебом.

— По какому делу вы сюда явились?

— Как по какому делу? Да вы же сами изо дня в день меня призываете вот уж пятьсот лет. Все поете обо мне в песнях да причитаете: «Где ты, Марко?», «Приди, Марко!», «Увы, Косово!», так что мне уж в могиле не лежалось, и я попросил господа бога отпустить меня сюда.

— Э, братец, глупо ты сделал! Это все ерунда, так просто поется. Будь ты умнее, ты бы не обращал внимания на песни и не было бы таких неприятностей ни у нас с тобой, ни у тебя с нами. Если бы тебя официально, повесткой вызвали, тогда другое дело. А так нет у тебя никаких облегчающих вину обстоятельств. Чепуха, какие еще дела у тебя тут могут быть?.. — раздраженно закончил начальник, а про себя подумал: «Черт бы побрал и тебя и песни! Выдумывают люди от нечего делать и распевают всякую чушь, а я теперь отдувайся!»

— Ой, ты поле Косово, равнина,
Ты чего, злосчастное, дождалось,
После нашего честного князя
Нынче царь тебя турецкий судит![6] —

сказал Марко как бы про себя, а потом обратился к начальнику:

— Что ж, пойду, когда никто не хочет,
Я пойду, хотя б и не добрался,
Я пойду ко городу Царьграду,
Погублю султана я в Стамбуле…

Начальник вскочил как ошпаренный.

— Замолчите, это новое преступление! Вы причиняете нам этим огромный ущерб, ибо наша страна сейчас находится в дружественных отношениях с турецкой империей.

Марко рот разинул от удивления. Услышав это, он чуть сознания не лишился. «В дружбе с турками!.. Так какого черта они меня кличут?!» — думает он и не может в себя прийти от изумления.

— Итак, вы совершили многочисленные преступления, в которых и обвиняетесь. Во-первых. Двадцатого числа сего месяца вы совершили зверское убийство Петра Томича, торговца, ехавшего на велосипеде. Убийство совершено умышленно, о чем свидетельствуют указанные в жалобе Милан Костич, Савва Симич, Аврам Сречкович и другие. Покойного Петра вы, согласно тщательному расследованию и медицинскому осмотру, убили тупым тяжелым орудием, а затем отрубили мертвецу голову. Желаете ли вы, чтобы я огласил жалобу? Во-вторых, в тот же день вы напали на Марка Джорджевича, хозяина механы из В…, намереваясь, по свирепости своей натуры, убить его; однако он счастливо спасся. Этому достойному гражданину, который бывал и народным депутатом, вы выбили три здоровых зуба. По свидетельству врача, это тяжелое увечье. Он подал жалобу и требует, чтобы вы были наказаны по закону и возместили ему понесенный ущерб, потерю времени и судебные расходы. В-третьих, вы совершили убийство двадцати жандармов и тяжело ранили двух уездных писарей. В-четвертых, имеется свыше пятидесяти жалоб о покушении на убийство.

Марко от изумления не мог слова вымолвить.

— Пока мы будем вести следствие, вы будете находиться в тюрьме, а потом дело будет передано в суд. Тогда вы сможете взять какого-нибудь адвоката.

Марко вспомнил побратима Обилича[7] и подумал, как бы он его сейчас защитил! Тяжело ему стало, пролил он слезу и воскликнул горестно:

— Милош Обилич, ты побратим мой,
Иль не видишь, иль помочь не хочешь,
Ведь накликал я беду такую,
Русой головой я поплачуся
Ради правды истинного бога!

— Отведите его в тюрьму, — боязливо сказал начальник и глухо закашлялся.

(Далее)

 

[1] Многие детали борьбы Марко-королевича с жандармами взяты из народной песни «Марко-королевич и Вуча-генерал».

[2] Десятисложный стих сербского народного эпоса.

[3] Годы, проведенные на том свете, он не считал (прим. автора).

[4] Стихи из песни «Смерть королевича Марко».

[5] Ока – старинная мера веса, равная 1¼ кг.

[6] Стихи из песни «Королевич Марко уничтожает свадебную пошлину.»

[7] Милош Обилич – историческая личность, легендарный герой сербского народного эпоса прорвавшийся в турецкий лагерь и убивший султана Мурата, побратим Марко-королевича.